Спектакли МХТ:
Амадей | Антигона
| Белая
гвардия | Белое на чёрном | Вечность и ещё
один день | Вишнёвый сад | Господа
Головлёвы | Гримёрная
| Живи и
помни | Изображая
жертву | Исповедь
горячего сердца | Кабала святош
| Количество
| Копенгаген
| Король Лир | Кошки-мышки | Кысь | Лес | Лесная песня
| Лёгкий
привкус измены | Лунное чудовище
| Мещане | МХАТовские
вечера | Нули
| Обломов
| Осада
| Последний
день лета | Последняя жертва
| Преступление
и наказание | Пролётный
гусь | Пьемонтский
зверь | Священный
огонь | Скрипка
и немножко нервно | Сонечка
| Старосветские
помещики | Тартюф | Татуированная роза
| Терроризм
| Тот, кто получает
пощёчины | Ундина |
Утиная охота
| Учитель
словесности | Художники
| Школа злословия
| Ю
Вишнёвый сад
Автор |
А. П. Чехов |
Режиссёр |
|
Художник |
Давид Боровский |
Художник по свету |
Глеб Фильштинский |
Ассистент художника по костюмам |
Елена Афанасьева |
Композитор |
Игорь Вдовин |
Руководитель музыкальной части |
Василий Немирович-Данченко |
Иллюзионные эффекты |
Роман Циталашвили |
Режиссёр-педагог по речи |
Анна Петрова |
Помощник режиссёра |
Татьяна Межина |
Продолжительность |
2 часа 50 минут с 1 антрактом |
Серым цветом
выделены имена актёров, больше не занятых в спектакле
Раневская Любовь Андреевна, помещица |
Рената Литвинова |
Аня, её дочь, 17 лет |
|
Варя, её дочь, 24
лет |
|
Гаев Леонид Андреевич, брат Раневской |
Авангард Леонтьев, Сергей Дрейден (Актёр БДТ) |
Лопахин
Ермолай Алексеевич, купец |
(Актёр Театра Табакова) |
Трофимов
Пётр Сергеевич, студент |
|
Симеонов-Пищик
Борис Борисович, помещик |
Владимир Краснов |
Шарлотта Ивановна, гувернантка |
(Актриса Театра Табакова) |
Епиходов Семён Пантелеевич, конторщик |
Сергей Угрюмов (Актёр Театра Табакова) |
Дуняша, горничная |
Варвара Шулятьева |
Фирс, лакей,
старик 87 лет |
|
Яша, молодой
лакей |
(Актёр Театра Табакова) |
Прохожий |
Олег Соловьёв |
Начальник
станции |
Борис Коростелёв |
Почтовый
чиновник |
Евгений Савенков |
Оркестр |
Дирижёр Василий Немирович-Данченко Скрипки Владимир Белов, Павел Салиман-Владимиров, Вячеслав Морозов, Флейты Евгений Гринштейн, Игорь Копачевский Контрабасы Андрей Мещеринов, |
Оценка: 10
Отзыв: В "Вишнёвом саде" Шапиро герои совершенно чётко
разделены на счастливых, несчастливых и тех, для кого ни счастье, ни несчастье
значения не имеют; причём, как ни странно, счастливые, у которых будет
"новая жизнь", преобладают. К счастливым относятся Раневская, Аня,
Петя, Симеонов-Пищик, Дуняша и Яша. Раневская здесь - настоящая барыня в
расцвете сил - изящная, светская, утончённая, беззаботная, небрежная, в чём-то
эгоистичная и в то же время жалеющая других. Она приезжает в Россию только для
передышки, и отчасти, возможно, чтобы вспомнить о прошлом и порадоваться о том,
что оно было. Она по-настоящему любит своего "обирателя", вся
"загорается" и краснеет, говоря о нём, и с нетерпением ждёт
возвращения к нему. Её волнуют и нищие, и Варя, и Аня, она переживает за Гришу,
за сад, с болью вспоминает мать, но всё это второстепенно. Единственное, что её
волнует по-настоящему, является для неё ценностью - любовь, и не только та,
которую испытывает она. Она очень заботится о том, чтобы в этом плане всё
сложилось у Вари и Ани, и ревностно отстаивает свою точку зрения на любовь в
разговоре с Петей. Когда она уезжает, жалости в ней почти нет, и Гаев смотрит в
сад, обращаясь к нему, Раневская же глядит в противоположную сторону. Аня и
Дуняша - очень "живые", экспрессивные. Аня счастлива на всём протяжении
спектакля и пытается доставить это счастье другим, она охвачена Петей и
чувством к нему, в то же время не забывая и о других вещах и людях, она помнит
то, что было, но не жалеет о том, а радуется тому. Дуняша очень впечатлительна,
активна, всё время в движении. В конце она потрясена тем, что Яша её бросает,
на глазах у неё слёзы, но ясно, что тоска продлится недолго и место она себе
найдёт. Любовь её к Яше - ненастоящая, как была ненастоящей её любовь к
Епиходову. Она думала, что его любила и очень была рада тому, что он сделал ей
предложение и до встречи с Яшей с гордостью и волнением это всем рассказывала.
Петя искренне верит в то, что говорит, и действительно к этому всему стремится,
но ему очень важно и внимание к нему, чтобы его слушали, отсюда он немного паясничает.
В то же время хотя он и говорит, что "выше любви", на самом деле это
не так, и он восхищён Аней и сильно в неё влюблен, хотя сам, возможно, почти не
осознаёт этого. Его принципы очень твёрды, и он строго их придерживается, когда
он говорит, что деньги ему не нужны - это правда. И хочется верить, что он
перестанет быть "вечным студентом". В Яшу Бродецкий "попал"
очень точно, сумев полноценно показать его хамство, высокомерие,
"фатоватость", эгоистичность и в то же время страх и тщательную
заботу о своём благополучии. Он умоляет Раневскую взять его в Париж с очень
жалким видом, болью и тревогой. Ясно, что этот персонаж нигде не пропадёт и
всегда будет доволен и удовлетворён собою и своим положением. Симеонов-Пищик
всегда весел и жизнерадостен, он просит деньги потому, что они действительно
ему необходимы и в то же время даже не представляет, что ему их могут не дать.
В своё последнее появление он буквально светится счастьем и уверен, что
счастливы все; увидев, что это не так, он очень удивляется и огорчается, затем
же решает, что всё равно всё замечательно - поскольку у него всё хорошо. И
счастье у него есть и будет. Кроме того, делается акцент на том, как он любит и
боготворит свою дочь.
Несчастливы Варя, Лопахин, Фирс и Гаев. Варя очень любит
Раневскую и Аню, они очень дороги ей, и она всё время их опекает, очень сильно
о них беспокоится, относится к ним по-матерински. Её отличие от них -
практичность, которая и проявляется в её управлении хозяйством. Управление
домом ей очень нравится, и в какой-то момент она с упоением начинает
рассказывать об этом Ане, но та её совершенно не понимает. Варя здесь
безусловно любит Лопахина, но уже ни на что не надеется, пытается эту любовь
запереть; когда заходит речь об их отношениях, она напускает на себя
искусственное спокойствие и равнодушие. В Лопахине, сыгранном Смоляковым почти
гениально, сочетаются сухость, душевность, деловитость, прямота, простота и
внутренняя глубина. Когда приезжает Раневская, которая в некоторой степени
является для него идеалом, он счастлив и спокойно, уверенно излагает свой план
спасения сада, не допуская и мысли о том, что этот план может быть не принят и
не воплощён. Раневская же не просто не понимает его и его предложение, она его
совершенно не слышит; когда он даёт ей свою папку, она вообще начинает её
читать в перевёрнутом положении. Затем, когда Лопахин это осознаёт, когда ему
говорят о "пошлости" дачников, он изумлён, огорошен, совершенно не
понимает, как могут быть такие неделовые люди. В сцене после продажи сада он
находится в сильнейшем возбуждении, опьянён, безмерно счастлив, и в то же время
напряжён и беспокоен, он то не может поверить, что это всё правда, то боится,
что к этому плохо отнесутся; в некоторые моменты он почти безумен. Когда он
обращается к Раневской, в его голосе есть и огромная жалость, и досада, а затем
необъятная печаль. Он одновременно осознаёт своё могущество и своё бессилие,
нелепость жизни. После этого он пытается доставить всем радость в их последние
минуты в этом доме, но от него отворачиваются, не принимают его помощь, ему на
это досадно, и в то же время он очень расстроен, чувствует себя одиноким и
жалким. Последняя надежда для него - Варя. Когда Раневская в очередной раз
заговаривает с ним о ней, он ухватывается за эту ниточку с радостью. Между и
ним Варей возникает понимание, начинается диалог, они находятся в волнении и
предвкушении, некоторое время сидят рядом и ничего не говорят. Затем Варя
осознаёт, что он может так и не решиться сделать ей предложение, встаёт,
подходит к нему и осторожно, нерешительно, ласково гладит его по голове - но в
этот момент, когда всё уже почти сделано, появляется Епиходов и не даёт им
объясниться, разрушает очень хрупкую гармонию, возникшую между ними. Лопахин
некоторое время сидит с страдающим, безнадёжным, потерянным выражением лица,
понимая, что уже не сможет ничего изменить, и со злобой, остервенением
бросается за Епиходовым. После этого он со всеми резок и жесток, и будущее его
темно. Перед отъездом из имения, все герои садятся "на дорожку" - это
значит, что у них остаются надежды - у кого-то настоящие, у кого-то призрачные.
Но Лопахина среди них нет, он приходит, когда все уже сидят, и оказывается
лишним. Он поражённый стоит один всё с той же болью, ужасом и отчаянием - у
него никакой надежды больше нет, он покинут, одинок и никогда не найдёт
счастья. Варя почти сразу после объяснения выглядит весёлой, но в
действительности это лишь отвердевшая маска, под которой скрывается отчаяние.
Гаев жалок. В его патетических словах есть доля истины, но
лишь небольшая. Своими речами он хочет привлечь к себе внимание, вызвать
жалость. Обращаясь к шкафу, он смотрит в совсем другую сторону. Он - чуть ли не
единственный, кому по-настоящему дорого сад; прощаясь с ним, он горько плачет.
Он действительно жаждет его спасти, действительно пробует что-то предпринять,
не способен на какую-либо деятельность, хотя реально хочет что-то предпринять.
Говоря про сад с Аней и Варей, он так страстно, так уверенно говорит, что
сможет уберечь сад, что становится понятно - сам он в это уже не верит. Для
Гаева тоже всё потеряно. Фирс Кашпура - по-настоящему "живой",
жизнерадостный, "добрый", заботливый и очень трогательный. У
Някрошюса и Бородина Фирса игнорируют, здесь же кто-то относится к нему с
раздражением, кто-то - со снисхождением (когда Фирс подносит Раневской подушку,
она гладит его, как собаку), кто-то - с насмешкой, а Лопахин - порою с
пониманием. В конце его Фирс не хочет умирать, лихорадочно борется за жизнь.
Его монолог выглядит отчаянным, беспомощным криком, воплем умирающего. Он
потрясён тем, что заперто, что уехали без него. Появляется он из уже почти
закрытого занавеса, отодвигая его в сторону на некоторое время, а когда Фирс
договаривает, занавес его поглощает.
Из виденных мною Шарлотт здесь этот образ трактован наиболее
интересно. Шарлотта Германовой - сумасшедшая, юродивая. Она похожа на наивного
ничего не понимающего ребёнка. В то же время у неё есть настоящая страсть,
когда она показывает фокусы, её охватывает безумная радость.
Епиходова в спектакле несчастным назвать нельзя. Он очень самодостаточен,
и его рассеянность, странность и инаковость выдумана им самим, он этим гордится
и всячески поддерживает свой образ.
Очень важно оформление спектакля. В начале и в конце действие
происходит перед закрытым занавесом - до возвращения Раневской жизнь в имении
уже мертва, затем она ненадолго оживает и замирает окончательно. В первом
действии на стульях чехлы, во втором чехлов нет - Лопахин всё же вдохнул новую
жизнь в это место. А после своего монолога от покупке сада, он сам
"раскрывает" закрытую до этого "створку" занавеса сада.
На занавесе постоянно появляются огромные тени героев,
почтенные старые тени - люди должны быть великанами, но вовсе ими не являются.
Рената Литвинова понравилась, тем более с учётом специфики
образа и Актрисы и того, как она старалась. В некоторых сценах, в особенности в
диалогах с Лопахиным и Петей, она играет очень сильно. Смоляков - повторюсь,
совершенно потрясающе, его Лопахин после покупки сада - одно из сильнейших моих
впечатлений от актёрской игры. Шулятьеву видел впервые, актриса явно
интересная, хорошо, что её приняли в труппу. Скорик сыграла очень сильно,
по-моему, для неё это большой шаг вперёд. Очень сильное впечатление произвела
Колесниченко (она играет гораздо лучше, чем Соломатина). Куличков, Кашпур, Бродецкий,
Краснов - браво. Угрюмов мне впервые очень понравился.
О спектакле
Адольф Шапиро
Из журнала "Афиша": Мне нужна
была новая Раневская, актриса, свободная от общепринятых штампов. Я и раньше
видел Ренату Литвинову - в фильмах Муратовой. Но тут я включил телевизор и
увидел её в программе "Стиль от Литвиновой". Увидел и даже закричал:
да вот же Раневская! Я тогда почувствовал, что этот человек гораздо глубже и
умней той маски, того образа, который она сочинила. Хотя и сам этот образ
далеко не на невзыскательную аудиторию. То, что она делает - я имею в виду
"Стиль от Литвиновой" - искусство, близкое к искусству примитивистов,
оно совершенно закончено по форме, и оценить всё обаяние этой формы может
только человек взыскательный. <…> Я слишком устал от выверенного театра.
Когда-то я был дружен с Алексеем Арбузовым, много ставил его, а он любил
участвовать в процессе и по двадцать дней сидел на репетициях. Когда я в конце
спрашивал, мол, как вам, он, бывало говорил: "Всё хорошо, только безумства
мало".
Из книги "Как закрывался занавес": Я ставил его
пьесы по-русски, по-испански, по-эстонски, репетировал с немецкими и
американскими актёрами. И каждый раз возвращался к вопросу - почему?
Почему Чехов не отпускает?
Как объяснить, почему он завораживал с юности?
Понятно ещё, когда пленительная сила идёт от ностальгии по
ушедшему. Состояние ностальгии и детство - непримиримые вещи. Так отчего же
именно тогда эти пьесы навсегда вошли в сознание?
У каждого из нас своё таганрогское, харьковское или
замоскворецкое притяжение, за которое хочется вырваться. Если задуматься, то,
может, это и было начало. Чехов был в нашем начале. Сейчас
понятно, что он порождал тоску по другой, интересной, лучшей жизни. А тоска по
лучшей жизни - не смысл и не сверхзадача, как мне объяснили впоследствии. Это -
возникшая мелодия. Это - музыка.
Вслушиваясь в пьесы Чехова, я переносился в другой мир, где
люди не просто живут, а всё время пытаются понять - как живут, зачем живут,
какой смысл?
Именно он помогал продираться сквозь эпоху к себе.
Стал мостом между вчера и завтра.
Я рос среди чеховских героев.<…> И вот, с одной стороны
- далёкий, манящий, неведомый мир людей, слов, жестов, с другой - знакомый до
боли мир дома. Так вошёл в мою юность Чехов. С той поры "чеховское"
существует для меня как выражение неоднозначности, многомерности всего сущего.
Вновь и вновь думаю об этом названии - "Вишнёвый
сад"…
Вишнёвое дерево не самое красивое. Приземисто и коряво. Но в
цвету - что за красота! Пенится, буйствует бело-розовое марево. Трепещет и
ликует. Потом подует ветер, цвет опадёт…
В название пьесы Чехов вкладывал восхищение жизнью и прощался
- с ней. Оставалось всего несколько месяцев. Быстролётность, невозвратимость уходящего - горькое чувство
пронизывает пьесу. В ней любовь, мечты и вся нескладность жизни слиты воедино.
Всё недолговечно, всё уносится вихрем времени, как вишнёвый цвет.
Его прощальная комедия сродни соломоновой мудрости -
"всё проходит". Она будто предостерегает: в счастии не забывай - оно
недолговечно. Будь готов принять это мужественно. Но так же преходящи и горести
- надейся! Время - единственный хозяин положения, ему всё подвластно. Наверное, это как раз то, что невозможно
понять в молодости, но что привораживало и влекло к чеховским пьесам. С годами
- больше.
Чехов был в нашем начале и стал нашим продолжением. Говорить
о нём почти невозможно. Всё равно, что рассказывать о воздухе, которым дышишь.
Но ясно одно - Чехов помогает принять каждый новый оборот жизни. Не обижаться
на неё и не роптать. Потому что она, жизнь, движется по одной ей ведомым
законам.
Всё это так, и свой последний "Вишнёвый сад" я
хотел бы поставить о том, что при всей горечи утрат надо радоваться тому, что было.
В конце концов, самое страшное - когда нечего терять.
Рената Литвинова (по журналу "Ваш досуг"): У Раневской
есть дочь, которой 17 лет. Если теоретически она родила её в 18, то она вполне
может быть ещё ого-го. Была такая неправильная традиция, что эту роль всё время
играли немолодые актрисы. Хотя Книппер-Чехова играла Раневскую в моём возрасте.
Я не видела ни одного "Вишнёвого сада". Мне кажется, тогда
определённый штамп в голове бы остался. А сейчас для Чехова штампы - они
совершенно губительны. Потому что пьеса - как улица Тверская. Просто какая-то
колея, с которой съезжать очень трудно, потому что всё время тебя несёт поток.
Или как перецелованное место, которое перестаёт реагировать на поцелуи.
<…> Честно говоря, я испытываю такой пиетет перед МХАТом. Магия МХАТа,
Олег Павлович, Адольф Яковлевич Шапиро, все мои партнёры, старейшина Владимир
Терентьевич Кашпур - на самом деле это такой грандиозный опыт-подарок для меня.
Шехтелевский занавес… Я когда впервые вышла на сцену, пощупала занавес,
вспомнила "Театральный роман" Булгакова и слова из "Вишнёвого
сада": "Ничего не изменилось,
всё такое же…" <…> У меня всё время какие-то претензии к
Чехову. Если бы он был жив, собака, я бы с ним побеседовала! Потому что я сама
же пишу. Я думаю "Какого … ты вот тут, тут, тут так написал!". Что-то
я к нему без пиетета, к Чехову.