Спектакли: МХТ: Король Лир

Король Лир

Сцены-видения

Автор	Уильям Шекспир
Режиссёр и художник	Тадаси Судзуки
Режиссёр-педагог	Марина Брусникина
Художник по свету	Дамир Исмагилов, Тадаси Судзуки
Изготовление картины	Такако Темура
Ассистенты режиссёра	Наоко Кубонива, Елена Накагава
Помощник режиссёра	Любовь Заболонская
Технический директор проекта	Надежда Быханова
Редактор	Ольга Туркестанова
Продюсеры	Икуко Сайто, Йоко Нарусима
Линейный продюсер	Ольга Хенкина
Генеральный продюсер	Олег Табаков
Продолжительность спектакля	1 час 50 минут без антракта
Театр выражает благодарность за помощь в реализации проекта Михаилу Швыдкому и Майе Кабахидзе В спектакле звучит музыка Г. Ф. Генделя, П. И. Чайковского и рок-группы "Лайбах" (Югославия)

Лир, король Британии	Анатолий Белый
Герцог Корнуэльский	Эдуард Чекмазов
Герцог Альбанский	Алексей Агапов
Граф Глостер	Сергей Колесников
Эдгар, сын Глостера	Максим Матвеев (Студент 3 курса школы-студии МХТ)
Эдмонд, побочный сын Глостера	Сергей Медведев
Медсестра (Шут)	Олег Тополянский
Освальд, дворецкий Гонерильи	Николай Исаков
Офицер на службе у Эдмона	Владимир Панчик
Поводырь Глостера
Гонец
Гонерилья	Роман Кириллов
Регана	Дмитрий Куличков
Корделия	Евгений Савинков
Медсёстры	Любовь Заболонская (помощник режиссёра), Мария Зорина, Олеся Иванцова (Студентка школы-студии МХТ), Римма Коростелёва, Елена Лемешко, Лилия Лисовская

Оценка: 10

Отзыв: Почти все герои спектакля двигаются как куклы-марионетки. Всё, что ими движет - злость, жёсткость, жестокость, цинизм и забота о себе. Также изначально выглядят Лир, Глостер и герцог Альбанский. Когда Гонерилья отказывается прославлять отца, когда Эдмонд сообщает Глостеру о предательстве Эдгара, ни в Лире, ни в Глостере нету ни малейшего сожаления, горя - есть лишь изумление, гнев и злоба. И только злобой, огромным раздражением, желчью реагирует поначалу Лир на действия дочерей - но это ничего не меняет, когда он их "судит", они совершенно на это не обращают внимания, он кричит в пустоту, они над ним смеются. И тут к нему приходит отчаяние, тоска, боль, осознание тщетности, мелочности, низости человека, после чего он сходит с ума, но сквозь безумие иногда прорываются остатки разума и эти самые чувства. Умирает он с болью и ужасом, а смерть его вызывается гибелью Корделии.

На графа Глостера находит просветление после потери зрения и сообщения об обмане Эдмонда, он понимает все свои заблуждения, но в тот момент, когда ничего исправить уже невозможно, он безутешен и видит выход лишь в смерти, но пока он жив, очень старается всем встречным помочь, проявить свою благодарность.

Герцог Альбанский в определённый момент понимает, как злы и жестоки сёстры и сначала старается их "образумить", затем всеми силами им противостоять. Но в этом противостоянии им тоже руководит зло.

Единственный герой, положительный от начала до конца, никогда не испытывающий недобрых чувств - Эдгар. Он тщательно, ласково, любовно заботится о своём отце и очень старается его спасти - но безуспешно. Убивая Эдмонда, он желает лишь выместить свою боль, лишь отплатить ему за то, что тот сделал.

Самые сильные актёрские работы - у Белого, Колесникова, Медведева, Кириллова и Куличкова. Также хочется отметить Агапова и Матвеева (под руководством Судзуки он сыграл замечательно, с каждым разом он мне нравится всё больше и больше).

О спектакле

Олег Табаков: Для меня "Король Лир" Тадаси Судзуки - это не просто премьера, не просто очередной спектакль, это встреча двух театральных культур, двух театральных языков и представлений о театре. Ничего интересного, чем такая встреча, не бывает.

Страна восходящего солнца (как у нас называют Японию) встречается со страной, в которой солнца иногда бывает маловато, но зато театр славится на весь мир. Так что жду от нашей встречи только радости!

Тадаси Судзуки о себе и своём театре

Мне постоянно хочется быть человеком, отличным от того, кем я являюсь. Когда у человека сильно такое стремление, то он всё больше уходит в искусство или как зритель и слушатель, или как практик.

Я работаю вот уже 30 лет с постоянной труппой из 30 актёров, примерно треть которой начинала вместе со мной. Режиссёр - диктатор в своём театре. Но каков смысл этой диктатуры? Режиссёр создаёт свою программу, свою теорию. И к нему приходят люди, которые читали его книги, слушали выступления, которые разделяют его взгляды. Я никогда не возьму в труппу человека, как бы он ни был талантлив, в котором не увижу желания работать именно в моём театре. Не в театре вообще, а именно в моём типе театра. У меня, к примеру, достаточно жёстко определён круг авторов. Я ставлю Еврипида, Шекспира, Чехова и Беккета.

Иногда мою труппу называют воинственной. И это правильно. Потому что мы хотим изменить культурную ситуацию в Японии и в каком-то смысле - политическую. Мы бы хотели изменить и социальную систему, и систему образования.

Часто говорят, что концепция моего тренинга сугубо японская, но лично я с этим не согласен. Даже в классическом балете, где, кажется, только и думают о том, как упорхнуть от земли, основное ощущение своего тела построено на глубоком и, можно сказать, интимном ощущении близости с землёй.

Я впервые представил вниманию зрителей свою постановку "Короля Лира" Шекспира 20 лет назад. За последующие годы спектакль объездил весь мир, и играли в нём не только японские актёры. В своё время я поставил также и оперную версию шекспировской трагедии с актёрами из разных стран. Когда я начал подумывать о том, что не пора ли дать спектаклю уйти на заслуженный отдых, я получил от О.П. Табакова предложение поставить его с актёрами МХТ имени Чехова.

Я не сразу принял это предложение, так как спектакль опирается на игру актёров, тесно и глубоко связанную с моим методом актёрского тренинга. Актёрам необходимо посвятить достаточно длительное время для тренинга, чтобы достигнуть удовлетворяющих себя по художественным критериям результатов. К тому же у меня было ощущение, что между традиционным представлением о театре МХТ и моим существует большое различие. Но благодаря вниманию и пониманию О. П. Табакова к моим художественным требованиям, а также таланту и упорству актёров Художественного театра, несмотря на краткое время репетиций, мы смогли создать на первый взгляд аналогичный предыдущим, но при этом даже абсолютно другой и свежий спектакль. Конечно, и сейчас не могу заявить, что на все сто процентов удовлетворён результатом нашей работы, но я искренне признателен за этот редкий в истории моей режиссёрской деятельности опыт.

При этом я думаю, что японский зритель получил ещё большую, чем я, радость и впечатление. Культурные связи существуют давно, но наш спектакль наглядно показал, как прекрасна совместная творческая работа людей из стран с разной культурной традицией, когда они ставят общую и новую для себя цель. Надеюсь, что наш спектакль как удачный пример совместной работы новых форм в век глобализации подарит радость также и Вас, уважаемый российский зритель.

А сейчас я хочу предоставить Вашему вниманию мой комментарий к спектаклю, написанный мною к его постановке 20 лет назад.

Весь мир - лечебница

Весь мир, или весь наш земной шар - лечебница, человек - её обитатель. Многие мои постановки созданы по такому предположению. Стало быть, я считаю, что многие драматурги наблюдали, изучали и познавали людей с позиции, что человек - больное существо, и выражали эту мысль в форме пьесы. Некоторых драматургов, вероятно, смутит подобное суждение, но я убеждён, что произведения замечательных драматургов не отвергают интерпретаций и постановок в таком ключе. Потому и в моих постановках последних лет действие происходит, как правила, в лечебнице. Причём не в обычной, а в психиатрической.

Не является исключением и данный спектакль, основанный на "Короле Лире" Шекспира. Его герой - человек, чьи семейные узы давно порваны, и ничего кроме одинокой смерти в клинике его в жизни уже не ждёт. Какое же было прошлое у этого человека? Его воспоминания и видения являют зрителю шекспировского "Короля Лира". Такому ходу действий, иными словами, такому повороту событий на сцене есть причина. Я сделал акцент на одиночество власть предержащих, а также на то, как бессилен и жалок человек, теряющий на этой почве душевный покой и равновесие. Тем самым я подчеркнул, что это - явление универсальное, выходящее за рамки определённой эпохи, нации, жизненных устоев. Показать, что дикое одиночество и безумие были не у некоего Лира, короля Британии, человека чётко определённой эпохи и жизненного пространства, а что в ничем не уступающим Лиру одиночестве и безумии могут жить любые сильные мира сего любой эпохи и любой страны - в этом и заключалась моя режиссёрская тактика, да и стратегия тоже. Поэтому в пьесе Шекспира подчёркнута лишь отдельная её сторона, которая отредактирована по моему собственному усмотрению. В связи с этим мне могут сказать: "Это не Шекспир". Что ж, возражать не стану. Остаётся попросить понять следующее: как и надлежит поистине хорошему литературному произведению, пьеса Шекспира, невзирая на различия эпох и наций, продолжает быть пищей для размышления о жизни, а значит, величию пьесы было воздано должное уважение.

Итак, все люди обитают в лечебнице. Значит, можно подумать, что есть врачи и медсёстры, а у больных есть надежда на выздоровление. Но позиция "весь мир - лечебница" делает такую логику несостоятельной. Потому как сами сёстры милосердия могут оказаться одними из больных. А врачи, чьё предназначение - лечение болезней, может, и вовсе отсутствуют.

Раз нет ни врачей, ни медсестёр, как отличить больного от здорового? Вопрос логичен. Но человек и без всякой помощи врачей и медсестёр, по своему собственному усмотрению, может жить с постоянным сомнением: а не являются ли больными, начиная с него самого, все вокруг. Я считаю, что люди, которые живут с таким сомнением,, и были выдающимися художниками, а их произведения - выставленное на всеобщее обозрение пояснение, почему у каждого из них появилось подобное сомнение.

Я сам сомневаюсь - а не больной ли я? И постоянно думаю о причинах такого сомнения. Одним из результатов размышления или анализа как раз и является представляемый вашему вниманию "Король Лир", созданный под воздействием одноименной пьесы Шекспира.

Раз весь мир - лечебница, то надежды на полное исцеление, быть может, и нет. Но я верю, что выяснить, каким именно психическим и душевным недугом страдает человек, даже если все усилия окажутся напрасным трудом - долг человека, который живёт в современном мире как художник, творец.

Из интервью Анатолия Белого журналу "Досуг и развлечения"

— Анатолий, в свое время Тадаси Судзуки ставил «Короля Лира» в Японии. Как возникла идея создать спектакль с участием российских актеров?

— Конечно, этот вопрос лучше задать Тадаси Судзуки и Олегу Павловичу Табакову. Я знаю, что Табаков пригласил Судзуки в МХТ. На прошлой Театральной олимпиаде японский режиссер делал спектакль «Сирано де Бержерак», в котором участвовала Ирина Линдт, актриса Театра на Таганке. Она играла Роксану. Возможно, после этого Сузуки заинтересовали русские актеры, и он захотел с ними поработать. Сузуки‑сан рассказывал, что его звали и на Таганку, и Валерий Шадрин, но он предпочел Табакова. Это было год назад. Судзуки приехал со своими ассистентами, чтобы провести обширный кастинг. Он смотрел весь состав труппы МХТа, точнее, ту возрастную категорию, в которой нуждался: до 50 лет. Лиц более зрелого возраста он не видел в своем спектакле. Мы не знали о результатах проб. Судзуки вернулся в Москву через год, в августе, и только тогда объявил, что выбрал 14 актеров‑мужчин, как и положено в японском театре, где роли женщин тоже исполняют мужчины. Затем мы всем составом отправились в японскую деревню Тога, где Судзуки давно открыл уникальный театральный центр.

— Центр в Тоге задуман как творческая база для артистов‑исполнителей. Расскажите о нем.

— Это действительно истинно творческая база, где художнику, человеку‑творцу, гарантировано уединение. Судзуки считает, что актеры не должны приходить на репетицию, намучившись в метро или простояв в пробке. Ему нужно, чтобы они были чисты и не озабочены городскими проблемами. Центр Шизиока находится в устье двух гор, посередине — река, вдоль нее расположены гостиницы, студии для репетиций и занятий, театр под открытым небом и закрытый театр. Тридцать лет назад здесь была полуразрушенная деревня. Судзуки понравилось место, и он решил, что оно идеально подходит для театрального центра, который сейчас представляет собой несколько площадок, в том числе коттеджи для актеров, офисы. Это маленький театральный город, где все ориентировано на творческий поиск — не на конкурсы и фестивали, а на процесс. Хотя там тоже могут проходить показы. Например, когда мы приехали в Тогу, Судзуки‑сан готовил «Эдипа» с участием немца, американки и актеров своей труппы. Его премьера состоялась в открытом театре.

— В теории стиль Сузуки — это сценическая игра, основанная на предельной концентрации, трансформации биологической энергии человека в выразительную силу. Как это выглядит на практике?

— Чтобы выйти на сцену, нужно освоить метод Судзуки. Собственно, мы и прибыли в Тогу, чтобы постичь его и овладеть иными актерскими навыками. Судзуки‑сан огромное внимание уделяет телу, и это помогает сконцентрировать энергию, сосредоточиться, быть предельно собранным, лаконичным. Стиль Судзуки — это немного от восточного классического единоборства и что‑то от классического театра. Учитывая тот факт, что сцена у него практически всегда пустая, особенно важна графика тела. К тому же режиссер активно манипулирует светом. Это очень аскетичный, емкий, напряженный театр, требующий большой внутренней самоотдачи.

— Пригодилась ли при работе над ролью ваша актерская школа?

— Она оказалась близкой по чистоте жанра. Для театра Судзуки не характерно, чтобы актер держался на сцене вальяжно, расслабленно, используя случайные жесты, позы. Судзуки‑сан не отрицает такой театр, но у него он другой.

— В японском театре жест — это символ. Насколько это актуально для Судзуки?

— Как такового символизма нет. Судзуки отталкивается от актера, вытягивает из него суть роли, а потом заставляет фиксировать то, что хорошо получается. Он не диктует, не навязывает, но гениально показывает, разъясняет жест. Благодаря его методу можно, даже не сходя с места, придать телу сколько угодно градаций.

— Вы мечтали когда‑нибудь сыграть Короля Лира?

— Да. Тема, которая присутствует в пьесе, меня всегда трогала, но мечтать об этой роли в силу того, что мне 32, а Лиру под 80!.. (Смеется.) И все‑таки это стало реальностью, потому что для Сузуки важен потенциал актера. Он говорит, что доверил бы Лира даже 23‑летнему актеру при условии, что тот будет внутренне силен. Понятно, что изображать старика в моем положении неправильно. Но недаром же театр — место фантазии, воображения, условности. Мы обыгрываем тему безумного одиночества, ведь человек, по сути, всегда одинок. Тот Король Лир, которого мы делаем сообща, отнюдь не добрый и благородный папа. Он у нас взбалмошный, где‑то даже самодур.

— На грани безумия и социальных норм?

— Прежде всего он сильная личность, человек большой энергии. И беспощадный — ведь за период своего правления ему приходилось и убивать, и завоевывать чужие земли. И только из‑за того что в нем кипит энергия, он может казаться совершенно неуправляемым, хотя на самом деле он просто живет своим внутренним миром. В первой сцене, когда зрители видят Лира в сумасшедшем доме, в коляске, они должны сразу понять, что он человек крепкий, не сдавшийся. Он и потерял рассудок оттого, что не сдался, несмотря на удары судьбы. Тема безумия возникает невольно, поскольку действие спектакля разворачивается в сумасшедшем доме. Но кто сумасшедший? Сузуки‑сан постоянно задается этим вопросом. Да и Шекспир предлагает своим персонажам весьма прозрачный текст, который нормальный по нашим понятиям человек никогда не скажет. В уста сумасшедшего можно вложить истину.

— Как объяснить синтез современной японской драматургии, шекспировской пьесы эпохи Возрождения и ментальности русских актеров?

— Даже для нас, актеров, непонятно, как происходит наложение этих трех культур. К тому же за основу взят перевод Пастернака, который Судзуки основательно купировал. Пьеса идет в сокращенном варианте, полтора часа, без антракта — это тоже метод Судзуки, его стиль. Получается мощно, ярко.

— Как насчет знаменитой театральной присказки: мы не мужчины и не женщины — мы актеры и актрисы? В спектакле заняты только мужчины. Не напоминает ли это театр Виктюка?

— Нет, ничуть. У Судзуки отправная точка — энергия. Да, мужчины носят женские наряды, стилизованные под эпоху Шекспира, но играют с мужским посылом, мужским напором. И получается интереснее! Смотришь на Гонерилью и думаешь: какая женщина! В этом нет моментов, присущих режиссуре Виктюка. Театр Судзуки — это театр с большой буквы, где‑то жесткий, где‑то жестокий.

— То есть дискриминации женщины нет?

— Разве что в том смысле, что актрисы МХТ не получили ролей.

— Какую нагрузку в спектакле несет сцена ослепления Глостера?

— Она очень важна. Это иллюстрация грубого насилия, попрания всего — та грань, когда человеку все равно, в кого стреляют: в детей, стариков.

— Какая музыка звучит в спектакле?

— Чайковский. И это воспринимается здорово, ведь Судзуки рассказывает не о конкретном месте, не о конкретном времени. Нет эпохи Возрождения в чистом виде. Это общечеловеческая история. Действие происходит не где‑то, а везде и всегда. Всегда старики остаются одни и ожесточаются. Эти наши старики, которых обманули и заставили стоять на паперти, ветераны с орденами, которые сошли с ума, потому что не приняли перемен, озлобились.

— А ваш Король Лир не озлобился?

— Он тоже через это проходит, он не благородный отец, который встречает удары судьбы с грустью в глазах. Нет, он злится, борется, мечется. Он готов убить того, кто попадется под руку. Но в конце концов сумасшествие, смерть Корделии приводят к какому‑то просветлению.

Из журнала "Ваш досуг"

Тадаси Судзуки: Я и не знал, что в Художественном театре трагедии обычно ставились неудачно. И пьесу эту выбрал потому, что с успехом ставил «Лира» в разных странах мира. Ведь главная тема спектакля – разрушение семьи. А это сейчас повсюду актуально. <…> Не только в шекспировском театре все роли играли мужчины, но и в традиционном японском театре Кабуки тоже. И это оправданно. Все-таки к актрисам зритель относится по-другому: смотрит, насколько они сексапильны, какая там у героини грудь, ноги… Для «Лира» это лишнее. Мне важен сам конфликт поколений: отец и его дети. А сыновья они или дочери – не принципиально. <…> Я очень доволен мхатовскими молодыми актерами. Этот мой «Лир» будет непохожим ни на один из тех, что я ставил прежде. Английская трагедия, особый ритм русской речи, костюмы, сшитые из старинных кимоно, музыка Чайковского и Генделя – такая вот смесь. <…> Все шекспировские персонажи – в чем-то ущербные люди. Если бы они жили сегодня, то наверняка оказались бы в психушке или тюрьме. Я же поместил своего Лира в больницу, где он сходит с ума. Сумасшествие и одиночество – расплата за то зло, которое он совершил. Его можно жалеть, но не стоит считать его невинной жертвой. <…> Шут почти не говорит, но все равно он здесь самый главный. Единственный, кто останется жить после всей этой истории. Безнадежно больной Лир умрет, а Шут – его сиделка, его патронажная сестра – останется. Он – здоровый. Во всех смыслах, понимаете?

То, что происходит на репетициях Сузуки, больше похоже на рождение балета или даже на ваяние сложной многофигурной скульптуры. Режиссер то и дело вскакивает, бежит на сцену и, не дожидаясь помощи переводчика, руками разворачивает головы актеров в нужную сторону. Или ногу попросит передвинуть. Или повторить выход. Фразу «Еще раз» он уже выучил. Каждая поза зафиксирована и удивительно точно, графично подчеркнута светом. Каждая сцена – картина. При том что декораций на сцене – минимум: две невысокие стенки, похожие на перегородки в японском доме. Вся красота – в актерах. Их Сузуки-сан выбирал среди мхатовской молодежи. Искал красивых, пластичных мужчин с голосами и готовностью к профессиональному риску. Для начала всю группу привезли в японскую деревню, где две недели занимались тренингом. Систему разработал сам Сузуки. В чем она состоит, вот так, в двух словах не расскажешь. Тут и гимнастика, и упражнения на концентрацию внимания, и контроль за дыханием, и какая-то особая подача голоса, достижение его нового сценического звучания.