|
РАМТ Основная сцена Вишнёвый сад
В скобках
имена больше не участвующих в спектакле актёров
Оценка: 10 Отзыв: В спектакле
очень важно оформление сцены. Всё с самого начала выглядит запущенно, затхло,
заброшенно, пусто (пусты и здесь и многие герои - Яша, Раневская, Дуняша, Шарлотта),
всюду белые полотна, которыми накрыты стены и даже сам Вишнёвый сад, роль
которого исполняет пустой зрительный зал (зрители сидят на сцене). Очень
большое значение имеет и маленький домик, на который все с умилением смотрят
как на детскую, как на счастливое прошлое, которое невозможно вернуть. Но
почти все герои не хотят замечать, что всё уже в прошлом, они продолжают
делать вид, что всё по-прежнему, всё замечательно, жить счастливо и ничего не
делать. А когда Лопахин или Гаев всерьёз говорят о проблемах, о том, что
делать с Вишнёвым садом, все остальные от них отмахиваются, или попросту их
игнорируют. Они сами озвучивают свою позицию - "Бог поможет",
"Что мне до шумного света". Очень показателен эпизод, когда
приезжает Раневская и Лопахин хочет с ней поздороваться, поговорить, а она
несколько раз проходит прямо перед ним и упорно его не замечает. Он здесь
лишний, он здесь не нужен. Здесь у Лопахина нет такой детской и сильной любви
к Раневской, как у Лопахина из спектакля
Някрошюса. Он просто относится к ней с огромным уважением и
благодарностью, и очень хочет, чтобы его поняли, чтобы его послушали. Но его
не слушают. И это начинает его раздражать, он проявляет своё совершенно явное
недовольство - как же так, он от сердца хочет помочь, а его помощь не
принимают, эти неделовые люди считают, что всё само как-то сложится. А так не
бывает. Все, кроме Лопахина и Гаева, которому в прямом смысле затыкают рот,
даже когда он говорит по делу, вовсе не думают о том, что будет с садом.
Раневская иногда об этом говорит, но говорит неискренне, наигрывая. Когда
приходит известие о продаже сада, все им поражены как молнией, как будто это произошло внезапно, без всякого
предупреждения. В конце спектакля, перед отъездом, собирая вещи, собирают и
вишнёвые деревца, и домик - символ счастья, который предварительно разбирают,
причём делается это не бережно, а грубо, небрежно и деловито, всё
сбрасывается в одну кучу как старый, никому ненужный хлам. Дуняша и Аня с самого начала предстают весёлыми, наивными,
впечатлительными, легкомысленными, глуповатыми девушками. И только в Ане
обнаруживается что-то более серьёзное - утончённость и чувственность натуры,
тонкое и умное понимание жизни. Точно также, как Дуняша, что очень важно,
здесь выглядит и Раневская. Она приехала домой не насовсем, что чувствуется
сразу. Она с самого начала знает, что вернётся в Париж к своему
"любимому" и почти ничто из происходящего в доме её не волнует. Она
просто приехала на отдых. Да, она вспоминает прошлое, говорит, как прекрасен
сад, сожалеет о нём - но за исключением некоторых моментов всё это лишь на
словах. По-настоящему она сожалеет, лишь когда говорится, что сад продан, и
когда она покидает дом, но и в этих случаях она заглушает чувства патетикой. В Варе, опять же с самого начала, сильно чувствуется отличие от
Дуняши и Ани. Это проявляется даже в том, как она встречает сестру. Иногда в
ней проскакивает такая же молодость непосредственность, но сразу же исчезает.
Когда она общается с Аней, она обращается с ней как с дочкой. В ней
чувствуется тоска по своей ещё не ушедшей молодости, по своей невозможности
устроить жизнь, загруженность хозяйством. Она ото всех запирается, и никому
по-настоящему не открывается. Лопахин у Ильи Исаева пока довольно неровный - кое-где он
"недоигрывает", где-то переигрывает, где-то невольно копирует
интонации Евгения Миронова, но нельзя не принимать во внимание, что Исаев -
начинающий актёр, а эта роль всё-таки рассчитана на более опытного актёра. Но
думаю, со временем он "разыграется" и всё станет гораздо лучше.
Лопахин очень умный, очень деятельный, активный. Он постоянно чем-то
занимается, не проводит ни секунды без движения. Купив сад, он потрясён,
опьянён, не верит этому. Но вместе с тем с покупкой сада в нём появляются
некоторые барские замашки, манеры, интонации, однако его характер от этого не
меняется. Нельзя сказать, что он испытывает настоящую жалость к Раневской и
остальным. Что случилось, то случилось. Он их предупреждал. Тем не менее, он
чувствует себя неловко. И не в малой степени потому, что Варя, которую он
определённо по-настоящему любит (в начале спектакля он даже хочет с ней
объяснится, но видит, что она не одна и разочарованно уходит), не простила
ему именно покупку вишнёвого сада. Не поняла, как он посмел это сделать. Это
чувствуется и в её выражении лица, когда она услышала о продаже, и в их
прощальном разговоре, когда она старается его не замечать. Петя Трофимов здесь вовсе не выглядит
карикатурным, каким он выглядел в спектакле Някрошюса. Он искренне верит в
то, что говорит, и говорит это очень искренно, без излишней патетики, но он
не понимает, что сам становится таким же бездельником, каких он ругает на чём
свет стоит. Тем не менее, Петя и Аня - самые лучшие, самые искренние и самые счастливые
персонажи спектакля и у них действительно есть надежда на настоящую и полную
"новую" жизнь. Фирс не выглядит призраком, духом дома, как у Някрошюса. Он
выглядит настоящим заботливым, любящим и трогательным слугой. Его не считают,
как у Някрошюса предметом мебели, "многоуважаемым шкафом"; он
просто никого не интересует, почти не интересует даже Аню. Его упорно не
замечают. Иногда с ним даже заговаривают, отвечают ему, но скоро это
надоедает и его с раздражением обрывают. И очень интересно, что, говоря
монолог про "многоуважаемый шкаф", Гаев здесь обращается именно к
шкафу, но Фирс тут же отзывается, как будто говорят ему. А на него опять не
обращают внимание. Даже в разговоре про отправление в больницу его
воспринимают только как обузу. Если продолжить сравнения "Вишнёвых садов" Бородина и
Някрошюса, то я могу сказать, что РАМТовский спектакль мне, наверно,
понравился даже больше. Он более жизненный, живой, искренний и естественный.
Кроме того, персонажи, довольно невнятные у Някрошюса - Шарлотта,
Симеонов-Пищик и Епиходов здесь сделаны очень точно. И ещё: Някрошюс, как и
почти все режиссёры, поставил Вишнёвый сад как трагедию, а спектакль Бородина
показался мне гораздо ближе к авторскому определению жанра. |